Кому как, а к нам в руки такса, можно сказать, упала с неба. Пока мы всей семьей обсуждали, нужна ли нам собака, а если нужна, то какая, судьба тоже потихоньку готовилась, обустраивая нашу встречу.

И вот как-то в августе, возвратясь после трехмесячного летнего отсутствия в город, мы толпились перед дверью квартиры, открывая замок. Вдруг из пустой, как мы думали, квартиры, раздался громкий заливистый лай. Не очень решительно открыв дверь, внутри мы обнаружили суетящегося черного таксика, оголтело мечущегося по коридору. Он извивался, стеная что-то невнятное, и вилял даже не хвостом, а всей задней частью своего бесконечного туловища. Мы остолбенели. Таинственный гость пронесся в открытую дверь на улицу. Мы ринулись за ним. Сделав несколько бешеных кругов по двору, таксик примчался к разгружаемой машине. Облизал всех, до кого мог дотянуться. Не зная, то ли скорее задирать лапу, то ли обнюхивать выгружаемые сумки, пытался делать все одновременно, да еще и подвывал от охватившего его возбуждения. Слегка ошалев от этого фейерверка, мы втащили вещи в дом и попытались выяснить, откуда же на нас свалилось это чудо. Экспрессивный незнакомец скользил в это время когтями по полу, носясь кругами, чтобы никого не терять из виду. Может, он тоже гадал, откуда на него свалилась наша компания, и не уйдем ли мы все так же неожиданно, как пришли? Объяснилось все вечером. Позвонила сестра и сказала, что она  согласилась приютить таксика подружки, уезжавшей на неделю, и что зовут дорогого гостя Карлом. Сама же она легкомысленно упорхнула куда-то по срочным и неотложным делам,  так что к моменту нашего приезда бедный постоялец уже два дня сидел один в запертой квартире.

Карлушин недельный постой затянулся почти на три месяца. За это время мы прикипели душой к суматошному гостю. Пелена спала с наших покрытых предрассудками глаз. Из несуразного и, чего уж там, уродливого существа, которого хотелось подпереть где-то посередке еще одной парой лап, он превратился в наших прозревших глазах в элегантного красавца. Такие же черно-подпалые доберманы и ротвейлеры казались безобразно мутировавшими таксами-переростками. И как ему удалось так незаметно нас обаять? Ни безупречного послушания, ни выдающегося добронравия… В первый же день со стола исчезла пачка масла,
а объевшегося вора долго потом выворачивало наизнанку. А кошки?! Прошли те времена, когда подвальные мурки безмятежно грелись на солнышке возле парадного. С тигриным ревом, взрывая землю на поворотах, доблестный охотник загонял их в подвал или на дерево, а потом и сам пытался вскарабкаться следом, цепляясь за кору непослушными когтями. Вообще, своим немыслимым бесконечным телом он управлял как-то очень ловко: балетно вывернутые кривые лапы несли его над землей легко и грациозно. Маленькая худая головка с подвижными треугольниками развевающихся ушей озирала окрестности хоть и с высоты сантиметров двадцати, но с королевским достоинством.

Время летело незаметно. Мы даже стали тихо надеяться, что  Карла благополучно забыли у нас, и что он теперь уже вполне наша собака. Но, увы! Через три месяца блудная хозяйка нашлась. Пылая любовью к ненаглядному другу, приехала, горячо нас поблагодарила, взяла его на ручки, расцеловала, и увезла.
Дверь за ней закрылась. Мы остались одни, глотая слезы и уговаривая друг друга, что ведь это же с самого начала была не наша собака. Дни потянулись пустые и скучные. Никто по утрам не будил нас хлопушечной канонадой встряхиваемых ушей, неслышная ушастая тень не возникала из-под стола при звоне тарелок, кошки во дворе могли спать спокойно, а нам в ночной тишине все чудилось легкое клацанье когтей по полу – дежурный обход бдительного таксика. Так прошло несколько томительных месяцев. Незримая Карлушина тень пряталась по углам и категорически не желала покидать наш дом. Мы уже потихоньку посматривали объявления в газетах, мол, клин клином, а такса – таксой… И вдруг – звонок! Нам предлагают забрать Карла  – насовсем! Его неугомонная хозяйка опять уезжает, надолго, и не вписывается таксик в ее жизненные планы. Ура! Боясь, что хозяйка в последний момент передумает, я мчалась через весь город в лютую февральскую стужу, а потом гордо возвращалась назад, неся под полой наш озябший увесистый кусок счастья.

С тех пор прошли годы. Больше никто не пытался отнять у нас нашего героя. Разве что он сам, по неугомонности характера, попадал в немыслимые ситуации. То мы трое суток бегали по диким псковским лесам, когда в деревне Карлуша возомнил себя гончим псом и с хрустом умчался в чащу за зайцем. То опрашивали всех окрестных дворников и хмурых бомжей, потеряв испарившегося такса прямо в подъезде, у нас на глазах. Уже вечером горемыку вернули в наш отчаявшийся дом соседи с последнего этажа, куда он фантастическим образом уехал, заскочив в закрывающийся лифт. Сообразить, куда он попал и как теперь вернуться обратно, у нашего Спинозы  не хватило сообразительности.

Говорят, со временем хозяева становятся похожи на своих питомцев. Мы деликатно не обсуждаем эту тему – красавец красавцем, но все-таки таксячья внешность далековата от идеальной. Впрочем, с лица, то есть с морды, воду не пить. Зато компаньонским  качествам нашего искателя приключений только дивишься – как ненавязчиво вписался он в наше разношерстное семейство. Все наши привычки изучены и из всего извлекается конкретная выгода. С бабушкой лучше всего читать книги, зарывшись под теплый плед и уткнувшись носом ей под мышку. У младшей девочки всегда можно выклянчить зажатую в кулаке вкусность.
Со старшей очень сладко выть, когда она берет высокую ноту, разучивая урок, заданный в музыкальной школе.  Мы сначала принимали эти звуки за вопли страдания, но в такие минуты певца от пианино не оттащить, да и, замолчав, он выглядит таким довольным… Безошибочно известно, кого можно утром в воскресенье ткнуть холодным и мокрым носом, чтобы с ним погуляли, а кого – бесполезно.

А  мы, возвращаясь домой, уже автоматически  поднимаем голову к окну, где за стеклом на подоконнике, пачкая мокрым носом оконное стекло, маячит знакомый ушастый силуэт - неугомонный Карлуша озирает окрестности. Увидев нас, он вскакивает, замирает, провожает  пристальным взглядом, а потом стремглав мчится к двери, дежурно подвывая и приплясывая от нетерпения. А затем, исполнив вокруг прибывшего приветственный танец, деловитый наблюдатель опять со всех коротеньких лап семенит на окно – не пропустить бы что-нибудь интересное. Пожалуй, оставим его за этим занятием. Не будем мешать.